«Вы знаете, какое определение самой главной амбиции, честолюбия художника у Мандельштама? И оно же есть, по-моему, честолюбие Эрнста. В этом смысле он прирожденный и художник, и в то же время носитель личностного начала. Он и сам говорил, что самое высшее честолюбие художника — это существовать, имея в виду не эмпирическое или физиологическое существование, а пребыть! Стать! Исполниться! Следовательно, формы — это не “пришлепка” к жизни, а часть жизненного процесса. И это в сознании в XX веке очень четко. В XX веке Эрнст был одним из его носителей — носителей того же сознания, которое было, скажем, у Марселя Пруста, который говорил: “Я, в общем-то , никакой не психолог. Все говорят, что я „наблюдатель“ и прочее и прочее. Нет, единственное, что я хотел в своем романе и посредством романа, — это немножечко жизни”. Он имел в виду, что он осуществляет акт жизни в полной мере посредством текста. А для меня это оказалось родственным в Эрнсте. Был миллион наших чувств, миллиард наших состояний; если вообще искорка личностного начала в людях была — а она была, во время войны она вспыхнула, — для нее было пространство, поле инициативы, поле риска, взятия на себя чего-то. Именно поэтому этих людей боялись и всячески устраняли, потому что люди узнали себя, а человек, узнавший себя, очень опасен для консервативной власти. И эта страсть — пребыть — гуляла по российским пространствам».
Мераб Мамардашвили
(Из беседы с В. Бондаревым об Эрнсте Неизвестном, 1989 г.)
9 августа 2016 г. ушел из жизни Эрнст Неизвестный. Несколько фотографий в память об этом потрясающем человеке.
.jpg)
